Борель. Золото [сборник] - Петр Петров

«Я им докажу, что не всякая женщина может заниматься птичьими браками, — думала она, вспоминая белобрысого студента, которого сразу возненавидела, — назло всем добьюсь до вуза, и тогда посмотрю. Начхать на этих вертлявых ребят!»

Но на руднике долго жила сплетня, причинившая немало бессонных ночей девушке. В первое время Катя серьезно подумывала уехать с прииска в город, стыдилась встречаться с ребятами, пробовала уединиться. Отсюда пришла к ней трезвая осторожность.

Раздумывая, Катя подчеркивала карандашом Костины слова в записке и не могла взяться за ответ.

«Дурной, дурной. — Она придумывала доводы, которыми хотела разбить ненужные сомнения парня, дать ему уверенность и возможность окончательно порвать с прошлым, выбраться на дорогу из трущоб беспризорничества. — Ведь он крутой, черт. Вдруг опять сорвет с винтов от неудачи. Что я наделала!» — Катя взглянула на часы и, решив, что сейчас окончатся вечерние занятия на курсах, выбежала из квартиры в легком платье. Но в клубе уже не было света. Она перешла улицу и постучала в крайнее окно барака, где помещались курсанты.

— Костя, ты? — голос девушки сорвался. В окно высунулась взлохмаченная голова.

— Костя умывается, — отозвался Супостат. — Эй, Мочалов! — закричал он на все общежитие.

— Где умывается? Мочалов ушел провожать Маруську Трофимчик, — послышался из коридора насмешливый голос. Катя пошатнулась и оборвалась ногами в сырую канаву. Сказанное не показалось ей шуткой.

«Маруська Трофимчик. Какая грязь!» — подумала она, сразу представив бойкую толстую кухарку из столовой. Маруська пользовалась на руднике репутацией «веселой» девицы и часто очень нагло заигрывала с Костей.

«Неужели он?..» — Катя боялась додумать до конца. Девушка отошла от окна и, прижав к груди руки, направилась домой.

Она слышала дикий хохот ребят. В то же время из дверей, напугав ее, выскочил Костя.

— Ты, Катя? — Он подбежал и взял ее за руки. — Ржут, черти!

— Так они подзавели меня! — обрадовалась Катя.

— Ну конечно, тут народ грамотный.

Катя оперлась на руку парня и потянула его от дверей в темноту.

— Знаешь, я ненадолго, — сказала она, когда они очутились за тесовыми заборами. — Читала твое письмо. Не глупи, Костя. Понимаешь, не могу быстро решить этого вопроса и не потому, что хочу отделаться от тебя. Даже наоборот. Пойми, что мы еще чурбаны неотесанные. Но ведь время придет…

Она крепче сжала руки и припала плечом.

Костя остановился. Катя упругим словно налитым телом неожиданно оттолкнулась и, обхватив его шею руками, громко поцеловала в губы.

— Только с Маруськой брось мараться.

Костя протянул руки, но Катя так же быстро оторвалась от него и скрылась в темноте.

Ошеломленный и взбешенный прихлынувшей к голове кровью, он стоял, вдыхая насыщенный сладкой прелью воздух и все еще ощущал на шее теплое прикосновение рук.

Костя быстро разделся и лег в постель. Нужно было прочитать интересную книжку о спутниках золота, но знал, что сегодня ничего не усвоит. Супостат, вороша рыжие волосы, сидел, навалившись грудью на стол, и читал газету.

— Зачем она приходила? — спросил, не отрываясь.

— Так, собрание хочет провести на курсах.

— Заливай слаще…

— Не веришь и не надо.

— Дурак тебе поверит… О собрании она нашла бы с кем поговорить кроме.

Костя сбросил одеяло и, улыбаясь, подсел к товарищу. Сильные мускулы его рук слегка дрожали. Он заглянул в угрюмые глаза Ларьки, обнажая в улыбке крепкие, слитые в две скобки зубы.

— Ну и красивый ты, черт! — с завистью сказал Ларька, зевая в ладонь. — Давай спать… — Он отбросил в угол сапоги и щелкнул выключателем.

Костя долго ворочался, вздыхал, ему хотелось говорить.

Поднялся и подошел к окну.

— Как думаешь, схлестнемся мы с ней? — потрогал он Супостата за жесткие волосы.

— Брось, сон разобьешь, — осердился тот. — Куда тебе, заплотине неотесанной, соваться.

— А почему Вандаловская не побрезговала Гурьяном? — Костя громко распахнул форточки. — У него тоже образование от кайлы.

— Сравнил горчицу с оладьей.

— Думаешь, я не догоню по учебе?

Супостат ответил храпом.

Над бараком с шумом, похожим на порыв ветра, пролетели какие-то большие птицы.

— Заблудящие, — сказал Костя, усаживаясь на подоконник.

Он включил свет и взял книгу. Сжимая зубы и напрягая зрение, перечитывал по нескольку раз трудные места. Но строчки упорно сливались.

9

Утром Костю вызвали в контору. Посвежевший Гурьян усадил его рядом и, кося одним глазом на окруженную молодежью Татьяну Александровну, сказал:

— Тебе, Мочалов, даю важное поручение. Бутов отрекомендовал тебя, как лучшего ударника и нашего парня, а Катя Самохватова поддержала. — Костя скрипел стулом, робко ронял недоумевающие взгляды. — А дело вот какое, — продолжал директор. — Нам нужно прекратить безобразие забегаловцев. Там воруют золото не на божескую милость. Три хозяйственные бригады по договору должны сдавать золото из новых шурфов по сто грамм каждая, а они сдают в день всего по пятьдесят. Значит, держать нам такие бригады невыгодно. Но ты помозгуй, что дальше. Эти же самые бригады в день добывают не по пятьдесят, а по пятьсот грамм. Мы проверили по документам золотоскупочного магазина. Значит, нам они сдают только десятую часть, а остальное загоняют в магазины или Сохатому и Пирогу.

— Это я знаю. Алданец давно такие штуки проделывал.

— Ну вот… Мы вольем комсомольцев в эти бригады и попробуем ударить хищников по рукам.

— А как же учеба? — нахмурился Костя.

— Учиться мы вас с Катей отправим зимой.

Гурьян улыбнулся глазами, обожженное солнцем лицо директора блестело…

— Собирайте сбрую и айда, — закончил он.

Около конторы толкались, бряцая инструментами, комсомольцы. Костю они встретили криком, далеко улетавшим в зубчатые сопки:

— С нами, Мочалов! Вот добро!

Дорога подсыхала, но еще влажно уминалась. Около новых построек, где закладывалась обогатительная фабрика, молодежь подравнялась и кто-то задорно выкрикнул:

— Песенники, на средину!

К шурфам подошли шумно. В свежую канаву ворчливо летела со сплоток замутневшая вода. Откатчики торопливо бросали лопатками на площадки грузовиков рыхлый торф. Шурф промывался от мусора. В километре отсюда буровые бригады устанавливали новые станки.

Комсомольцев встретили сотни глаз. Забегаловцы не преминули выразить досаду:

— Тю, будущие портфельщики!